Теккерей Уильям Мейкпис - Призрак Синей Бороды
Уильям Мейкпис Теккерей
Призрак синей бороды
Перевод М. Виноградовой
После роковой случайности, лишившей ее мужа, миссис Синяя Борода, как
легко вообразить, первое время пребывала в глубочайшем горе. Во всей стране
не нашлось бы вдовы, более нее потратившейся на черный бомбазин. Она
спрятала свои прелестные локоны под гофрированными чепцами, а ее креповая
вуаль ниспадала до самых локтей. Разумеется, она никого не принимала и не
виделась ни с кем, кроме своей сестрицы Анны (чье общество для вдовы можно
было назвать каким угодно, но только не приятным); что же до братьев - то их
возмутительное поведение за столом всегда вызывало в ней одно отвращение.
Что было ей до их шуток о майоре или скандальной истории с шотландским
полковым хирургом? Пили ли они вино из прозрачных бутылок или же из темных -
ей-то что была за печаль? Их рассказы о конюшне, параде или последних
собачьих бегах казались ей совершенно омерзительными; и кроме того, она
терпеть не могла их нахальные усики и гнусную привычку курить сигары.
Она всегда считала их в лучшем случае буйными и вульгарными молодыми
людьми; но теперь, о! Теперь их присутствие было настоящим кошмаром для ее
чувствительной души! Как могла она глядеть на них после случившегося? Она
думала о лучшем из мужей, безжалостно поверженном ударами их жестоких и
тяжелых кавалерийских сабель; о добром друге, щедром владетеле поместья,
безупречном мировом судье, в чьи семейные размолвки осмелились вмешаться эти
грубые драгунские корнеты, и чьи почтеннейшие синие власы они стянули в
безвременную могилу!
Она воздвигла своему усопшему господину величественнейший монумент в
семейном склепе Синих Бород. Ректор, доктор Лукавс, бывший тутором мистера
Синяя Борода в колледже, начертал там эпитафию на самой что ни на есть
напыщенной и патетической латыни: "Siste, viator! moerens conjux, heu!
quanto minus est cum reliquis versari quam tui meminisse {Помедли, путник!
Горестная супруга, увы! Насколько меньше значит для нее общение с
оставшимися, нежели воспоминания о тебе (лат.).}"; - словом, все, что
обыкновенно пишут в эпитафиях. Над оной надписью возвышался бюст усопшего
праведника с рыдающей над ним Добродетелью, окруженный медальонами его жен,
и на одном из этих медальонов имени еще не было, равно как (гласила
эпитафия) вдова не могла обрести себе утешения прежде, чем имя ее будет
выгравировано на нем. "Ибо тогда я пребуду с ним. In coelo quises {В небесах
покой. (лат.).}", - говорила она, возводя свои прекрасные очи к небу и
цитируя торжественные слова мемориальной доски, вывешенной в церкви и на
замке Синей Бороды, где дворецкий, виночерпий, лакей, горничная и поварята
облачены были в глубочайший траур. Даже лесничий выходил пострелять птиц с
креповой повязкой; пугала в саду - и те велено было одеть в черное.
Единственной особой, отказавшейся носить черное, была сестрица Анна.
Миссис Синяя Борода охотно рассталась бы с ослушницей, но у нее не было
других родственниц. Отец ее, как, верно, помнят читатели первой части ее
Мемуаров, женился во второй раз и, как то повелось искони, мачеха и миссис
Синяя Борода ненавидели друг друга лютой ненавистью. Миссис Шакабак нанесла
в замок визит с выражениями соболезнования, но на второй день вдова обошлась
с ней столь неучтиво, что мачеха в ярости покинула сию негостеприимную
обитель. Что до семейства Синей Бороды, то, разумеется, они-то вдову на дух
не переносили. Разве мистер Синяя Борода не оставил ей все до последнего
шиллинга? А
