Твен Марк - Укрощение Велосипеда
Марк Твен
УКРОЩЕНИЕ ВЕЛОСИПЕДА
I
Подумав хорошенько, я решил, что справлюсь с этим делом. Тогда я пошел
и купил бутыль свинцовой примочки и велосипед. Домой меня провожал
инструктор, чтобы преподавать мне начальные сведения. Мы уединились на
заднем дворе и принялись за дело.
Велосипед у меня был не вполне взрослый, а так, жеребеночек - дюймов
пятидесяти, с укороченными педалями и резвый, как полагается жеребенку.
Инструктор кратко описал его достоинства, потом сел ему на спину и
проехался немножко, чтобы показать, как это просто делается. Он сказал,
что труднее всего, пожалуй, выучиться соскакивать, так что это мы оставим
напоследок. Однако он ошибся. К его изумлению и радости, обнаружилось, что
ему нужно только посадить меня и отойти в сторонку, а соскочу я сам. Я
соскочил с невиданной быстротой, несмотря на полное отсутствие опыта. Он
стал с правой стороны, подтолкнул машину - и вдруг все мы оказались на
земле: внизу он, на нем я, а сверху машина.
Осмотрели машину - она нисколько не пострадала. Это было невероятно.
Однако инструктор уверил меня, что так оно и есть; и действительно, осмотр
подтвердил его слова. Из этого я должен был, между прочим, понять, какай
изумительной прочности вещь мне удалось приобрести. Мы приложили к синякам
свинцовую примочку и начали снова. Инструктор на этот раз стал с левой
стороны, но и я свалился на левую, так что результат получился тот же
самый.
Машина осталась невредима. Мы еще раз примочили синяки и начали снова.
На этот раз инструктор занял безопасную позицию сзади велосипеда, но, не
знаю уж каким образом, я опять свалился прямо на него.
Он не мог прийти в себя от восторга и сказал, что это прямо-таки
сверхъестественно: на машине не было ни царапинки, она нигде даже не
расшаталась. Примачивая ушибы, я сказал, что это поразительно, а он
ответил, что когда я хорошенько разберусь в конструкции велосипеда, то
пойму, что его может покалечить разве только динамит. Потом он, хромая,
занял свое место, и мы начали снова. На этот раз инструктор стал впереди и
велел подталкивать машину сзади. Мы тронулись с места значительно быстрее,
тут же наехали на кирпич, я перелетел через руль, свалился головой вниз,
инструктору на спину, и увидел, что велосипед порхает в воздухе, застилая
от меня солнце. Хорошо, что он упал на нас: это смягчило удар, и он
остался цел.
Через пять дней я встал, и меня повезли в больницу навестить
инструктора; оказалось, что он уже поправляется. Не прошло и недели, как я
был совсем здоров.
Это оттого, что я всегда соблюдал осторожность и соскакивал на
что-нибудь мягкое. Некоторые рекомендуют перину, а по-моему - инструктор
удобнее.
Наконец инструктор выписался из больницы и привел с собой четырех
помощников.
Мысль была неплохая. Они вчетвером держали изящную машину, покуда я
взбирался на седло, потом строились колонной и маршировали по обеим
сторонам, а инструктор подталкивал меня сзади; в финале участвовала вся
команда.
Велосипед, что называется, писал восьмерки, и писал очень скверно. Для
того чтобы усидеть на месте, от меня требовалось очень многое и всегда
что-нибудь прямо-таки противное природе. Противное моей природе, но не
законам природы.
Иначе говоря, когда от меня что-либо требовалось, моя натура, привычки
и воспитание заставляли меня поступать известным образом, а какой-нибудь
незыблемый и неведомый мне закон природы требовал, оказывается, совершенно
обратного. Тут я имел случай заметить, что мое тело всю жизнь
воспитывал
