Твен Марк - Наставление Художникам
Марк Твен
НАСТАВЛЕНИЕ ХУДОЖНИКАМ
Если работаешь одновременно над целой галереей портретов, больше всего
неприятностей случается из-за горничной, которая приходит в студию, вытирает с
полотен пыль и забывает ставить их на место, так что, когда собираются
посетители и просят показать им Гоуэлса, Депью, или еще кого-нибудь,
приходится кривить душой, а это на первых порах весьма неприятно. К счастью,
вы знаете наверняка, что и Депью и Гоуэлс у вас имеются; это придает вам
храбрости, и вы говорите твердо: "Вот Гоуэлс", а сами украдкой наблюдаете за
гостем. Если прочтете в его глазах недоумение, тут же поправьте себя и
предложите ему другой портрет. В конце концов вы найдете настоящего Гоуэлса, и
вам сразу станет неизъяснимо легко и радостно; но помните, что страдания ваши
перед тем будут велики, а радость кратковременна, ибо следующий посетитель
остановится на Гоуэлсе, не имеющем ничего общего с первым и похожем скорее на
Эдуарда VII или на Кромвеля, за коих вы его сперва и принимали, хотя, конечно,
помалкивали об этом. Лучше всего, принимаясь за работу, прилеплять к холмам
ярлычки с фамилиями, это избавит вас от сомнений и позволит даже заключать
пари с публикой без риска проиграть.
Но больше всего хлопот мне доставил портрет, который я писал частями:
голову на одном холсте, бюст на другом.
Горничная поставила полотно с бюстом набок, и теперь я никак не могу
определить, где у него верх, а где низ. Одни - а среди них имеются знатоки
своего дела - говорят, что нижний холст надо приставить к верхнему так, чтобы
под подбородком мужчины оказалась булавка для галстука, другие советуют
поместить туда воротничок, причем один из сторонников
Голова на одном холсте
Бюст на другом
второй точки зрения аргументировал ее следующим образом: "Булавку для
галстука можно носить и на животе, если уж так нравится, а вот воротничок -
черта с два, не нацепишь куда попало". Что ж, ему, конечно, в здравом смысле
отказать нельзя. А вопрос и по сей день не решен. Когда я прикладываю булавку
к подбородку, получается очень хорошо; когда я поворачиваю холст воротничком
вверх, опять выходит недурно; одним словом, как ни верти, все получается
естественно, и линии совпадают точно; булавка на животе - лицо довольное и
счастливое, как будто ничего иного ему и не требуется; воротничок на животе -
опять то же счастливое выражение; правда, справедливости ради надо заметить,
что, когда я вовсе убираю бюст, выражение радости и удовлетворения не
исчезает; удивительное, в самом деле, лицо, какое постоянство выражения,
несмотря на все превратности судьбы! Никак не могу вспомнить, кто это такой.
Пожалуй, есть что-то общее с Вашингтоном. Только вряд ли это Вашингтон, у него
было два уха. Всегда можно узнать Вашингтона по этому признаку. В отношении
ушей он был большой педант и терпеть не мог всяческих новшеств.
Со временем я, конечно, справлюсь со всей этой путаницей, и тогда все
пойдет как надо; некоторая неразбериха естественна поначалу, ее не избежишь.
Слава пришла ко мне неожиданно, свалилась как снег на голову; это произошло,
когда я опубликовал свой автопортрет; и, признаюсь, голова у меня слегка
закружилась, - да и как иначе: такого еще свет никогда не видывал. В один
только день шестьдесят два человека обратились ко мне с просьбой не писать их
портретов, а среди них были самые выдающиеся люди страны: президент, министры
в полном составе, писатели, губернаторы, адмиралы, претенденты на руководящие
посты от оппозиционной партии,
